Среди картин, расставленных на полу и уложенных на полках, повешенных на стенах в мастерской Святослава Федоренко, есть портреты, пейзажи, натюрморты. Но главная тема в творчестве известного живописца и педагога с 40-летним стажем — трагичные и знаменательные события Великой Отечественной войны. Подробности — в материале корреспондента “Настаўніцкай газеты”.
Трудный путь к Победе
Две масштабные работы мастера можно будет увидеть и в экспозиции выставки, организованной Белорусским союзом художников в Минске совместно с коллегами из России к 80-летию Великой Победы.
— Картины с военной тематикой по-особому дороги мне, и у каждой из них своя история. Вот эта, например, посвящена трагической судьбе командира 172-й стрелковой дивизии Михаила Романова, принимавшего участие в героической обороне моего родного Могилева, — рассказывает Святослав Николаевич. — После 30-дневных боев нашим воинам был отдан приказ покинуть город. Выходили они группами, при этом Романов получил ранение в живот, дальше нести его не смогли и оставили у кого-то из местных жителей. И он повторил судьбу генерала Карбышева — попал в плен, пытался поднять восстание и погиб… Картина названа мной “Трудный путь к Победе” и уже выставлялась.
— А какие работы подготовлены к выставке в честь 80-летия Победы?
— Сейчас покажу. Вот эта условно называется “Победители”, или же “Кто с мечом к нам придет…”. Изображены на ней Бранденбургские ворота в Берлине, через которые проходили немецкие парады, наш знаменитый танк Т-34 с победителями-солдатами, военнопленные, освобожденные из концлагеря, с флагами своих стран и даже беременная женщина — кого-то она родит для будущей обновленной Германии…
Попал на мое полотно и знаменитый советский художник Борис Иванович Пророков. Он был ранен, ему помогала жена-врач, я их обоих ввел в композицию. А вверху, на башне танка, разместилась женщина с шашкой и в кубанке — обобщенный образ и символ свободы. Прообразом женщины стала известная актриса, давшая концерт в Рейхстаге, о ней писал журнал “Огонек”. Есть тут и другие реальные персонажи, в том числе мой отец в гимнастерке.
— Имя которого “Федоренко Николай” уже на другой картине читается на колонне с автографами советских воинов, расписавшихся там в память об участии во взятии Берлина?
— Да, она тоже подготовлена к упоминавшейся выставке и называется “Знаменосцы Победы”. Это эпизод, когда после падения Рейхстага его посещают советские солдаты и даже сам Жуков, о чем я читал в воспоминаниях маршала. Георгий Константинович изображен в моей композиции внизу справа. А напротив слева — массивная металлическая скульптура тевтонского рыцаря как символ воинственной, но побежденной Германии. Таких фигур было несколько в интерьере Рейхстага. Самая же главная аллегория у меня — наш солдат, захвативший штандарт Гитлера и бросающий его на ступени. А еще один военнослужащий держит на руках раненую медсестру, белая накидка делает ее похожей на невесту воина… Ну и, конечно, та самая колонна, где вместе с другими советскими воинами действительно расписался мой отец.
— Николай Михайлович был еще и, как известно, прекрасным живописцем, в послевоенный период возглавлявшим Могилевское отделение Белорусского союза художников.
— Совершенно верно. А во время войны был подпольщиком, партизанил, попал на фронт и вместе с женой Зинаидой Максимовной дошел до Берлина, имеет боевые награды. И везде, где мог, делал наброски, рисунки с натуры, большую часть из которых, около 40, я передал в музей Великой Отечественной войны. Он служил в отдельном саперном батальоне в звании ефрейтора и сделал себе походный альбом, обтянутый холстинкой, который всюду носил с собой.
Девочка на платформе
— Около пяти лет назад в музейную экспозицию мемориального комплекса “Хатынь” вы подарили масштабное полотно. Сюжетом вашей последней крупной работы стало еще одно вопиющее свидетельство немецко-фашистского геноцида белорусского народа?
— Да. Эта картина “Эшелоны смерти” находится в музее в городском поселке Красный Берег Жлобинского района, где во время войны фашисты отбирали детишек у родителей и увозили в Германию в качестве доноров для раненых солдат вермахта. Там уже есть скульптурный мемориальный комплекс, но мне хотелось найти свое решение этой кровоточащей темы через произведение живописи. Зрители признавались, что картина производит сильное впечатление.
— Но в целом композиция — плод вашего воображения?
— Безусловно, художнику при создании произведения всегда помогают воображение и фантазия. Например, центральная фигура на полотне — девочка, пытавшаяся убежать при посадке в поезд, но расстрелянная немцами. Если бы я поместил ее в толпу детей, она бы просто потерялась. И потому поставлена на платформу, на возвышение. Овчарки, автоматы, полицай, получающий взятку золотыми сережками за то, что отпустил чьего-то ребенка, некоторые другие персонажи и детали вряд ли выглядели именно так, как у меня, но какие-то воспроизведены почти документально.
Сохранились воспоминания людей, которые все это видели или, будучи детьми, чудом выжили после садистских врачебных опытов и работы на хозяев в Германии и вернулись в Беларусь. Есть снимки станции… Вместе с несколькими работами местных художников и детскими рисунками картина выставлялась на открытии музея 7 декабря прошлого года и осталась там в качестве моего подарка.
— Вы ведь тоже начали рисовать еще в детстве и благодаря отцу, вероятно, с выбором будущей профессии у вас сомнений не возникало?
— Мне действительно нравилось рисовать, лепить из глины, в Могилеве я посещал студию изобразительного искусства в Доме пионеров. Отец, известный художник, был, к слову, еще и одним из организаторов музеев Бялыницкого-Бирули в Могилеве и на родине выдающегося пейзажиста. Он поощрял мое увлечение, брал меня с собой на этюды и, по сути, стал моим первым наставником в живописи. А после 5 класса, в 1959-м, отвез в Москву для поступления в среднюю художественную школу при институте имени В.И.Сурикова.
Я опоздал на экзамены, но, узнав, что мы из Белоруссии, ректор института, академик и выдающийся советский живописец Федор Александрович Модоров дал мне возможность продемонстрировать свои способности и в итоге — поступить. До сих пор помню его напутствие: “Дерзайте, юноша!”
Учиться оказалось очень интересно. Через дорогу от нашего здания находилась Третьяковская галерея, куда нас с нашими ученическими билетами пускали бесплатно.
При школе был интернат для проживания приехавших из всех республик Союза. Если ты учился хорошо и происходил не из очень состоятельной семьи, тебя, что называется, ставили на гособеспечение, одевали и кормили. Эту школу я окончил и вернулся домой.
Школа Ахремчика и документальный реализм
— После возвращения для вас, вероятно, не составляло особых проблем поступить в Минске в Белорусский государственный театрально-художественный институт?
— Да, в сегодняшнюю Академию искусств на отделение станковой живописи. Моими наставниками в институте были Владимир Суховерхов, Петр Крохалев, замечательные белорусские художники, тоже очень многому меня научившие. Мой руководитель по рисунку Александр Степанович Козловский как-то сказал мне, что в Республиканской специализированной средней школе-интернате по музыке и изобразительному искусству, сегодняшней гимназии-колледже имени И.О.Ахремчика, нет педагога у выпускников. И предложил попробовать силы в педагогике.
— И как долго там работали?
— Без малого 40 лет. Я вел там и рисунок, и живопись, и композицию. Был преподавателем, заместителем директора в художественном отделении в течение шести лет, а в последние годы — заведующим кафедрой живописи.
— Среди ваших учеников…
— Нынешний председатель Белорусского союза художников Глеб Отчик. У меня учились Алена Аракчеева, Филипп Басалыга, Андрей Савич, Ирина Бембель, Валерий Сидоркин, один из лучших реставраторов страны Юрий Малиновский. Перечислять можно долго. Нередко приводили ко мне своих детей именитые родители-художники, знавшие, что я неплохо владею рисунком. Вообще же мы искали талантливых учеников для нашей школы по всей республике.
— Святослав Николаевич, а что бы вы посоветовали нынешнему поколению юных художников?
— Не гнаться за модой, не увлекаться экспериментами, не ставить выгоду выше чистого искусства, иначе неизбежно попадешь в тупик. Гарантом существования высокой художественной формы и содержания искусства я считаю реализм, в моей интерпретации зачастую документальный. Иногда в мои полотна прямо вмонтированы фотокадры хроники того времени, события которого изображены на холсте. Художник, считаю, своего рода нерв земли, не имеющий права оставаться равнодушным ко всему, что волнует народ, его современников, к проблемам Родины с ее болью, тревогами и надеждами. Вот почему для меня очень важна та же чернобыльская тема, здесь, в мастерской, есть посвященные ей картины.
— Но сегодня на первом плане у вас сюжеты, связанные с Великой Отечественной войной и победой в ней наших соотечественников…
— Военно-патриотическая тема занимала очень важное место в творчестве моего отца, достаточно вспомнить его картины “Хлеб партизанам”, “Могилевское подполье”, “Песня мужества” и другие. И я стараюсь эту тему продолжать и вносить свою скромную лепту в воспитание подрастающего поколения и сохранение духовных ценностей, доставшихся нам от предков.
События Второй мировой войны кое-кто старается забыть или трактовать в выгодном для себя ключе, пытаясь исказить их, принизить роль советского народа в победе над фашистской Германией. Но правда бывает только одна, и художник-реалист всегда сумеет сохранить ее на холсте.
Владимир ПИСАРЕВ
Фото Александра ШИЧКО
