Ах какое блаженство! Такими словами начинается каждое стихотворение Инны Яковлевны Бронштейн. Образные и ироничные, они стали настоящими “психологическими конфетками”, спасающими от депрессии и уныния. Подробности – в материале корреспондента “Настаўніцкай газеты”.
Это все, что останется после меня…
Инны Яковлевны больше нет с нами. Она ушла тихо, незаметно в прошлом году… Но остались стихи. Два сборника легких, оптимистичных творений с незаурядным, глубоким смыслом — “Какое блаженство” и “Утро коекакера” — благодаря друзьям и знакомым увидели свет еще при жизни учительницы.
Стихи пришли к ней после 80 лет и стали настоящим спасением от одиночества и болезней, пережитых страшных потерь. Первыми слушателями были соседки, а потом произведения разлетелись по просторам интернета и нашли отклик в сердцах тысяч людей по всему миру.
— Я всегда была оптимисткой. Не философствовала, не копалась в себе. Как есть, так есть. В молодости это шло само собой. Но потом стала культивировать в себе оптимизм намеренно, ведь альтернативой могло быть только самоубийство. Работала до 80 лет. Хобби у меня никогда не было, шить, вязать и прочие женские доблести тоже не мое. Я как мужчина: только работа. После ухода на пенсию продержалась недолго. Я одна. На душе отчаяние. Поняла, что не могу так жить и надо искать какое-то утешение. Если в глазах других выглядишь оптимистом, постепенно маска прирастает. Ты меняешься. Другого выхода нет, если хочешь жить. Вот стихи в голове и появились. Написала: “Какое блаженство проснуться и знать, что вам на работу не надо бежать” — и улыбнулась. Я сознательно, если плохо или что-то очень достанет, отправляю себя в стихи. Даже во время сердечного приступа (у Инны Яковлевны была мерцательная аритмия. — Прим. автора.) приму лекарство, станет немного легче — сажусь и пишу. Иногда утром вставать неохота, тогда слагаю лежа, — делилась Инна Яковлевна с журналистами.
Она не теряла драгоценного времени, отдаваясь творчеству. Писала, когда мыла посуду или ехала в автобусе. Если строчка не поддавалась, не успокаивалась, пока нужные слова не находились. И каждое утро повторяла себе: “Я проснулась, я жива! Очень важные слова!”
Я из другой эпохи
“Перед вами старушка Инна — она историческая руина…” — так, шутя, она говорила о себе в тех немногочисленных интервью, которые успели записать журналисты. В них она была лаконична, честна и сдержанна. Много боли и несправедливости, потерь выпало на ее долю. Времена были непростые…
Ее счастливое, беззаботное детство оборвалось, когда ей было всего пять лет. За окном 1937 год… Родители — интеллигенты: папа — профессор, литературный критик, член-корреспондент АН БССР и Союза писателей СССР, мама — педагог и методист. Поздно вечером в дверь позвонили, пришли двое в военной форме. Маленькую Инну вместе с братиком забрали из квартиры, посадили в машину, сказав дедушке, что за ними прислал папа и сейчас их отвезут к нему. А привезли в неизвестный дом, где было полно детей и незнакомых женщин. Инна плакала, но не переставала держать за руку двухлетнего братишку… В тот вечер их разлучили на много лет.
— Это потом я узнала, что папу арестовали, а маму отправили в АЛЖИР — Акмолинский лагерь жен изменников Родины, в Казахстан. Из окна товарного вагона она смогла выбросить записку с адресом сестер в Москве и просьбой сообщить, что ее везут на восток. Родные начали нас искать. Детские дома были забиты, и власти разрешили давать родственникам сведения о детях. Брат мамы, ударник и стахановец, пробился на прием к Калинину, и тот приказал найти нас. Через год меня увезла к себе в Харьков сестра отца — тетя Рахиль. А брат попал в Могилев, в семью родных мамы. Увиделись мы с ним лишь в войну, когда обе семьи оказались в эвакуации: мы — в Кемерово, они — в Новосибирске. Сначала нам заказали разговор по телефону — это был счастливейший день моей жизни! Помню: шла домой и все телеграфные столбы на пути обнимала, — вспоминала Инна Яковлевна.
Правду о родителях она узнала уже после войны, когда маме разрешили писать из лагеря. До этого ей говорили, что мама и папа в длительной командировке. И для себя Инна придумала историю, что ее самые близкие люди уехали в Испанию, где шла гражданская война… Маму выпустили в 1947-м и разрешили жить в поселке в Калининской области, где она стала работать счетоводом. А Инну перевезли в Москву к тете, чтобы быть поближе к маме. Когда в 1948 году появилась возможность узнать о судьбе репрессированных, 15-летняя девчушка написала просьбу о приеме в НКВД.
— Всю жизнь помню этот день. Иду по коридору, стучусь в дверь, захожу: длинный кабинет, в конце — стол, за ним — работник. Я назвалась и сказала: “Хочу знать судьбу отца”. Он берет папку, листает и голосом автомата говорит: “Бронштейн Яков Анатольевич содержится в таких-то лагерях”. — “Так он жив?!” И он тем же голосом, не глядя на меня, не изменив ни слова, повторяет фразу. Как я была счастлива: папа жив! А его и всех, кого тогда взяли, расстреляли еще в 1937 году, — делилась воспоминаниями Инна Яковлевна.
С мамой они воссоединились значительно позже, жили в Калуге. Но счастье было недолгим: в 17 лет Инна заболела туберкулезом. Нужно было очень дорогое лекарство. Его купили за огромные по тем временам деньги родственники из Харькова, продав ради этого свои вещи. Инна поправилась и приняла решение учиться в Харькове. Вопрос о выборе профессии не стоял.
— Профессия учителя истории у меня на всю жизнь. В моей школе была замечательная учительница истории, ее все обожали. И с 7 класса я знала, что буду учителем истории. Окончила школу с медалью, могла учиться где угодно. Меня отговаривали: мама понимала, что такое история, на примере собственной судьбы. Но я твердила: только учитель истории, — делилась поэтесса.
После института ее оставляли в аспирантуре, но она хотела работать только в сельской школе. Вдохновилась знаменитым фильмом “Сельская учительница” с Верой Марецкой и уехала в деревню. Когда мама вернулась в Минск, Инна Яковлевна переехала к ней и до 80 лет трудилась в минской средней школе № 73.
— Знаете, как я вышла замуж? Натан приходил к нам в дом, садился молча, и мы смотрели телевизор. Так, наверное, год тянулось. Как-то он встретил меня возле школы и говорит: “Знаешь, Инна, идем в ЗАГС”. — “У меня же паспорта нет!” — “Ну, идем за паспортом!” В ЗАГСе я нервничала, с ноги на ногу переминалась: опаздывала на урок. Чиновница сократила церемонию, мы поймали такси — и в школу. Я опоздала на 10 минут, в классе уже сидел другой учитель. Дети, увидев меня, радостно закричали: “А у нас история. У нас Инна Яковлевна!” Приятнее всего было то, что дети мне обрадовались, а не то, что замуж вышла, — рассказывала поэтесса.
Осколки счастья
— Мой брак не был идеальным. Мне хотелось чего-то ласкового, хотя в целом я не сентиментальна, читаю в основном историческую литературу и классику, а не любовные романы. А муж Натан был очень молчалив, все понимал, слушал, но говорить не любил. Ссорились мы редко. Знаете, что важно в совместной жизни? Ничего не требовать друг от друга. Если нужна помощь, близкий человек сам должен это понять. А если не поймет, то какой он близкий? — мудро подчеркивала Инна Яковлевна.
Сын для нее был самой большой радостью, гордостью и отдушиной. Яков Бунимович окончил радиотехнический институт и ГИТИС в Москве, остался там. Писал стихи.
— Когда приезжал, я была совершенно счастлива. Как-то приехал ко мне, в 1994 году, пришел поздно. Утром заглянула к нему — спит. Ушла на работу. А он, оказывается, умер во сне. Причина смерти — остановка сердца, почему — неизвестно. Ему было 32 года. Я вышла на работу сразу после похорон. Коллеги меня очень поддержали, дружно опекали, не оставляли одну, пока меня не положили в больницу — без лечения я сошла бы с ума. Меньше чем через два года, в 1996-м, умер муж Натан, — делилась Инна Яковлевна.
Тогда она и ощутила на себе весь ужас одиночества. Но нашла в себе невероятное мужество взбунтоваться против него и старости. Направив свои мысли на поиск маленьких радостей каждодневного бытия, словно птица Феникс, воскресла и подарила миру прекрасные стихи.
Уверена, перечитать их стоит не только пожилым, но и молодым людям. И они научат главному: ценить то, что есть, и радоваться самому ценному — жизни. Инна Яковлевна говорила:
— В старости понимаешь: не надо искать смысл жизни, он в самой жизни. И если кто-то смысла в жизни не видит, надо не мучиться, а найти дело, которое полюбишь и будешь делать с радостью.
***
Какое блаженство на старости лет
Своими руками не лезть в интернет,
А тихо искать своего человека
В старинных томах позапрошлого века.
***
Какое блаженство судьба мне дала:
Я сумку забыла и после нашла!
Ее я забыла на улице шумной
И дальше в трамвае еду бездумно.
Хватилась, вернулась и — чудо бывает:
Мне девушка сумку мою возвращает!
Сегодня не только потерю нашла —
Я заново веру в людей обрела!
На тысячу добрых — мерзавец один.
Жить можно, и я дожила до седин.
На сумку бросаю счастливые взгляды,
И прочих блаженств мне сегодня не надо.
А если бы сумочку не потеряла,
С какой бы я стати блаженствовать стала?
Марина ЖДАНОВА
