Евгений Глебов поступил в консерваторию в 21 год, поработав железнодорожником в Могилеве, не имея музыкального образования и не зная нотной грамоты. И еще до окончания вуза (!) был принят в Союз композиторов СССР! На излете жизни Мастер тяжело болел, перенес инсульт, потерял зрение… Покоится на Восточном кладбище в столице…. Бережно хранит память о нем, сохранившиеся книги, фотографии, ноты, рукописи его вдова Лариса Васильевна Глебова. Подробности — в материале корреспондента «Настаўніцкай газеты».
Профессор и его ученики
— Известно, что Евгений Глебов был не только замечательным музыкантом, народным артистом СССР, но и прекрасным педагогом, профессором консерватории. Студенты бывали у вас в гостях, Лариса Васильевна?
— Частенько. Прежде чем Евгений Александрович начинал с ними заниматься здесь, в этой комнате, я их в кухне кормила. Эдик Ханок у него начинал, Вася Раинчик, Ядя Поплавская, Леонид Захлевный, Дмитрий Долгалев, Владимир Кондрусевич, Вячеслав Кузнецов. Человек сорок Глебов считал своими учени-
ками.
Началось с того, что, когда стала вакантной должность ректора консерватории, руководитель республики Петр Миронович Машеров пригласил Евгения Александровича к себе и предложил возглавить вуз. А Глебов в ту пору только-только ушел из ТЮЗа и сидел себе вот здесь за столом, часами писал музыку…
Несмотря на уговоры, Женя ответил отказом, мол, в этом случае не будет у вас ни композитора, ни ректора. И Машеров посоветовал ему подготовить себе смену, группу единомышленников. Евгений Александрович согласился и много лет вел в консерватории класс композиции, стал профессором. До этого, кстати, в 1960—1970-х, он преподавал в Минском музучилище.
— Среди учеников были любимые?
— Нет, он никого не выделял. Чаще других забегал к нам Вася Раинчик, живший совсем неподалеку от нас. Тем не менее Женя хотел его однажды… исключить из консерватории, поскольку “Верасы” всюду приглашали выступать и руководитель ансамбля часто отсутствовал на занятиях. Однако старался наверстать упущенное и приходил к нам заниматься. Это не значит, что они дружили, просто Глебов к нему относился с уважением, понимая, что это одаренный человек.
— А Ханок?
— Эдик у него учился еще в музыкальном училище. C Ханком мы до сих пор переписываемся, он приходит ко мне на дни рождения, у нас хорошие отношения…
— Евгению Александровичу нравилась работа педагога?
— Не то слово. Это был смысл его жизни — и написание музыки, и преподавательская деятельность.
— А правда ли, что в юности его самого не приняли в Могилевское музыкальное училище якобы из-за профнепригодности, как человека, не знавшего нот?..
— Да. Зато 70 лет спустя это училище, а теперь уже Могилевскую государственную гимназию-
колледж искусств, назвали его именем. Они сами написали мне, попросили разрешения. Конечно, я с радостью согласилась.
Страна детства и волшебное адажио
— Смотрю на афишу концерта “Приглашение в страну детства”. У Евгения Александровича была, если не ошибаюсь, оратория с таким названием?
— Да. И так назвали и концерт, на котором она исполнялась.
— Насколько серьезно композитор относился к этой стороне своего творчества, он ведь много писал для детей?
— Серьезно относился и много писал. Он был из категории людей, никогда никому не отказывающих. Какое-то время Евгений Александрович совмещал творческую и педагогическую деятельность в Минском музыкальном училище с работой заведующего музыкальной частью и дирижера оркестра в столичном Театре юного зрителя. И когда к нему обратился поэт Петрусь Макаль, с которым они сотрудничали и подружились еще в ТЮЗе, попросив ознакомиться с его либретто “Запрашэнне ў краiну маленства”, Женя почитал с удовольствием и согласился написать музыку.
Однако, по его мнению, в материале не хватало какого-то оригинального драматургического хода. И общими усилиями такой ход был найден — в сюжет ввели Бабу Ягу! Оратория, по-моему, вышла очень неплохая и получила много положительных откликов.
— Даже те, кто мало знаком или не знаком вовсе с симфоническими произведениями Глебова, не оставались равнодушными к чудесным кинофильмам, адресованным юным зрителям, где звучит его музыка…
— Да, можно вспомнить и “Я родом из детства” Виктора Турова, и, разумеется, “Последнее лето детства”, и “Венок сонетов”, снятые Валерием Рубинчиком, и другие картины. Вы знаете, все зависело от режиссера. Если он был близок по духу Евгению Александровичу, то у них складывались великолепные отношения. Тогда и композитор становился полноценным соавтором фильма.
С тем же Рубинчиком они сняли вместе четыре картины и по-настоящему подружились. Валера, с которым я познакомилась гораздо раньше, еще на киностудии “Беларусьфильм”, где иногда снималась в юности, жил в соседнем доме, часто бывал у нас и к Евгению Александровичу относился очень почтительно. Женя тоже видел, что это даровитый человек и что с ним интересно работать.
— И, снимая “Дикую охоту короля Стаха”, Рубинчик захотел услышать в своей картине ни много ни мало мелодию вечности?
— Именно эту метафору и упомянул Женя, рассказывая мне о полушутливом-полусерьезном требовании режиссера, дескать, представь, Валере нужна мелодия вечности! И вот муж уселся за рояль, сидел, сидел, а потом подзывает меня. Одной рукой музыку наиграл, чувствую: выходит неплохо. А Женьча говорит: “Ты еще в исполнении оркестра послушаешь!” Родилась мелодия очень быстро.
— И получилась настолько выразительной и яркой, что позже была использована в балете “Маленький принц”, а впоследствии взята в репертуар Мишелем Леграном…
— Да. Но если вы послушаете то, что звучит в фильме и в театре, то это, как говорится, две большие разницы. В кино сквозным мотивом проходит воздушная мелодия, изумительно красивая. Однако адажио Маленького принца и Розы в балете куда сложнее и богаче мелодически. Образно говоря, это уже обогащенный уран. И разве автор не вправе использовать свое произведение так, как считает нужным?..
Либретто для балета и дружба с Филаретом
— А почему белорусский балет поставили изначально в Хельсинки?
— Когда Женьча закончил балет “Тиль Уленшпигель”, на премьере здесь, в Минске, присутствовала главный балетмейстер Финского национального театра Эльза Сюльвестерссон. Спектакль ей очень понравился, она пообещала обязательно поставить его у себя и — сделала это… На премьере присутствовал Президент Финляндии Урхо Калева Кекконен, от его имени Глебову вручили роскошный букет. А когда приехали в гости к Эльзе, она спросила, над чем работает Евгений Александрович. Он ответил, что над балетом “Маленький принц”. Балетмейстер сказала: “Ой как здорово, дадите его нам?” Конечно, Евгений Александрович не отказал.
— К слову, либретто и к нему, и к опере Глебова “Мастер и Маргарита” написали именно вы, Лариса Васильевна. Вас, начинающую юную актрису, приняли во ВГИК, в мастерскую Герасимова и Макаровой, и только родители помешали вам уехать в Москву. А еще ваши рисунки хвалили серьезные художники… Не жалеете о нереализованных талантах?
— Нет. Волею судьбы не попав во ВГИК, я собиралась поступать на журфак БГУ, мне нравилась эта профессия, пером владела неплохо. Но знакомство с Евгением Александровичем изменило мои планы. Он был человеком начитанным, образованным и погруженным в свое творчество, но мало приспособленным к обыденной жизни. Например, если приглашали его подписать договор или прийти получить гонорар за работу, то он приходил и подписывал, а если не приглашали — мог забыть… Я решила стать юристом, чтобы помогать ему, и поступила на юрфак. Работала адвокатом, преподавала в БГУ 30 с лишним лет…
Позднее, познакомившись с митрополитом Филаретом, по его просьбе готовила пакет документов, регулирующих отношения государства и Православной церкви в нашей стране. С владыкой с тех пор у нас установились очень теплые отношения, мы плотно сотрудничали около 10 лет. Он разбирался в музыке, даже недолго поучился в консерватории по классу скрипки, по-настоящему приобщил меня к вере… Он и отпевал Евгения Александровича в Святодуховом храме в 2000 году.
— Глебов много работал?
— Практически не вставал из-за стола. Дай ему волю, Женьча работал бы 24 часа в сутки. Зовешь его обедать, а он “сейчас-сейчас” и не идет. И только когда хлопнешь дверью, нехотя приходил поесть.
— Знаю, Евгений Александрович мечтал о том, что ваш сын тоже станет музыкантом…
— Еще как! Родион обладал очень хорошими данными, писал интересную музыку. Но наступили непростые времена, и он не осилил возникшие ухабы, это не по его характеру. И ушел из жизни непростительно рано, оставив прекрасную ораторию на стихи Короткевича “Быў. Ёсць. Буду!”, оцифровал практически все творческое наследие отца.
— Вижу в углу комнаты старый рояль. А ведь Евгений Александрович овладел этим инструментом только в консерватории?
— Да, благо ректор, замечательный композитор Анатолий Богатырев, к Женьче относился тепло и давал ключ от своего кабинета, где он по воскресеньям мог заниматься один. Узнав, что парень из небогатой семьи и хронически недоедает, Анатолий Васильевич дал ему возможность подработать в консерваторском хоре. А вот на балалайке, мандолине, гитаре и, кстати, гармошке муж здорово играл уже в юности, пытался сочинять музыку, не зная нот. Уже тогда, думаю, он ощущал в себе искру Божью…
Владимир ПИСАРЕВ
