Меломаны со стажем и сегодня охотно напевают его “Малиновку”, “То ли еще будет”, “Потолок ледяной”, “А я лягу-прылягу” и другие суперхиты советского периода, а молодежи по душе более современный “Самурай”. Меж тем сегодня Эдуард Ханок по-прежнему называет себя в первую очередь создателем теории творческих волн и уже потом — композитором.
В этом месяце он отпразднует 84-летие, но выглядит намного младше. По утрам традиционно обливается ледяной водой и признается, что черпает силы и оптимизм в общении с подрастающим поколением.
Гормоны молодости
— Эдуард Семенович, вы нынче частый и желанный гость в столичных школах…
— И не только в столичных. Скоро у меня состоится уже 250-я такая благотворительная встреча, а всего их намечено ровно 500. Большинство, конечно, проходит в Минске, но я уже общался с детьми и в Лиде, Пинске, Ивацевичах, Бресте и т.д. Очень много повторов, просят приехать снова: актовый зал вмещает, допустим, человек сто пятьдесят, а ребятишек-то учится в разы больше!
Эти встречи не имеют аналогов, возможно, даже в мире, а в бывшем СССР совершенно точно, и являются для меня своего рода научным экспериментом. Я уже неоднократно говорил, что моя профессия — композитор, но основное призвание — ученый-практик, открывший теорию волн. Раньше скептики над этим посмеивались, сегодня же всерьез интересуются, берут интервью, в том числе и в Москве. Мне же удается подтверждать свою правоту на практике.
— В каком формате проходят встречи в школах?
— Обычный композитор строит свои творческие представления таким образом: приходит, рассказывает о себе, что-то напевает, иногда приводит с собой известных певцов. Мои же встречи состоят из 2 частей. Первая — показ своих песен, естественно. Нравится не нравится, но ты пришел к детям, которые очень плохо или вообще не знакомы с твоим творчеством.
А вторая часть посвящена любимым хитам школьников. Я сажусь за инструмент и пою с ними около тридцати современных шлягеров. И вот тут начинается невообразимое! Дети подпевают вовсю, причем чем они младше, тем делают это охотнее. Я же получаю хороший заряд энергии. Это как приходить в поликлинику за гормонами молодости, только тут обходится без уколов. Мои песни меня до сих пор кормят, а их песни — лечат.
— А вам они откуда известны? Слушаете FM-станции?
— Все слушаю. Но не только по радио, бывает, кто-то подсказывает.
И знаете, что мне особенно нравится? Когда дети просят оставить автограф — на руке, на шее, где угодно, селфи с ними сделать. Вот после сегодняшней встречи меня полчаса не отпускали.
А если бы я проводил ее в старом формате, стопроцентно гарантирую, что ограничились бы вежливыми аплодисментами. У тебя может быть какой угодно апломб, но, когда ты не “попадаешь” в аудиторию, она тебе за это отомстит.
— А можете назвать каких-то популярных молодежных исполнителей?
— Пусть музыковеды изучают исполнителей, а я слушаю и кропотливо разучиваю песни. Хотя, допустим, знаю Нилетто, очень модную сейчас Анну Асти, мне давно нравятся Полина Гагарина, Валерия и т.д. Но для меня, повторюсь, не важны фамилии. Вы же, покупая в аптеке лекарство, не спрашиваете, из каких компонентов оно состоит.
А вообще, что такое песня? Это энергетика, заложенная в ноты. Вот Игорь Корнелюк сетует, дескать, песня кончилась и потому он их больше не пишет. Тоже мне юморист, понимаете. Скорее, он сам для этого жанра кончился. Его два цикла, в полном соответствии с моей теорией волн, исчерпаны. Законы матушки-природы суровы, спорить с ними бесполезно.
— Вы общаетесь с юными меломанами для души?
— Нет, это лекарство от старости. Для души я послушаю Бетховена с Моцартом или Чайковского, от которых мне ничего не нужно. А вот полученная от общения с детьми энергия меня лечит. Поэтому в нынешние 84 года чувствую себя лучше, чем в 24.
Зимний хит для Хиля
— Коль речь зашла о вашей молодости… Вам, помнится, довелось поработать педагогом в Кривом Роге?
— Да, было дело. Я только-только окончил консерваторию, еще не писал песен и поэтому, естественно, работал, преподавал. Правда, “Потолок ледяной” уже в Кривом Роге сочинил. Но преподавание все же не мое, я не педагог по натуре. А песенником стал, отучившись в музыкальном училище 4 года, потом еще 5 в консерватории, итого 9 лет. Плюс играл в ресторанах и понял, как должен звучать шлягер.
Я, знаете, кого себе напоминаю? Есть люди, которые кроят материал, которые шьют, и те, кто поставляет его. Меня можно назвать поставщиком хорошего материала. Но если бы не исполнители уровня тех же “Песняров”, “Верасов”, “Сябров”, мои песни никто бы и не узнал.
— То есть важна еще и аранжировка?
— Да. Мало того, я попробовал сделать аранжировку своей фактически первой известной песни “Зима”, Эдуард Хиль меня попросил, это было в марте 1970-го. Она провалилась с треском и могла бы вообще не состояться. Но в конце года готовился новогодний “Огонек”, и кто-то вспомнил: “Хиль, помнишь, у тебя там есть зимняя песня”. Тогда он уже сам заказал аранжировку, спел, и “У леса на опушке…” мгновенно выстрелила.
После этого я понял, что мне браться за это не нужно. Одно дело — Зацепин, у него студия, аппаратура, он профессионал, знает, как с голосами работать, и прочее. Есть другие понимающие люди, те же продюсеры. А я в этом деле как сибирский валенок, и знаете почему? Потому что мое призвание — ученый-практик. А все остальное, будь то классика или песенный жанр, меня уже интересует мало.
— Меж тем классике, скажем, вы учились в Московской консерватории у самого Дмитрия Кабалевского…
— Я композитор по профессии, но не по призванию. Приведу такой пример. Жил музыкант, написавший 24 никому не известные симфонии. Затем он перешел в математику, потом опять сменил род деятельности, занялся оптикой. Вместе с сестрой сделал телескоп, и тогда наконец мир узнал имя Уильяма Гершеля, открывшего планету Уран, два спутника Сатурна и, самое главное, инфракрасные лучи.
Вот вам, пожалуйста. То же самое и я: к какой категории меня отнести? Можно сказать, что это человек, написавший одну симфонию и хиты, которые пела вся страна. А на самом деле он открыл теорию волн, с которой песенки и близко не стояли. По его схеме работает и будет работать все человечество до скончания жизни на земле.
— А с какой из ваших двух ипостасей был связан ваш отъезд в Москву в декабре 1999-го и почему он так затянулся?
— Я прожил в Москве с 2000-го по 2012-й, около 12 лет. Изначально Илья Резник пригласил меня поработать над мюзиклом, потом появились другие творческие возможности и планы. Не все удалось осуществить, но в целом жилось мне неплохо. Выдал там на-гора, к слову, вместе с Ларисой Рубальской, популярного “Самурая”, а на стихи Резника — песню “Служить России”, которая до недавнего времени из года в год 9 Мая звучала на Красной площади во время парада Победы, чем я очень горжусь.
С Владимиром Мулявиным и Иосифом Кобзоном
Кстати, хотите, покажу вам видео на телефоне, где хор северных корейцев исполняет эту песню на русском языке? Мероприятие было приурочено к окончанию Корейской войны, на него был приглашен Шойгу в качестве почетного гостя. Они сделали патриотическое попурри, и моя песня звучала предпоследней, а последней была “День Победы”.
Как дорог край березовый
— Вы еще и без устали, по-моему, пишете книги, причем первая, под названием “Пугачевщина”, когда-то произвела в эстрадной тусовке настоящий фурор и принесла вам славу возмутителя спокойствия и даже скандалиста. С вами ведь могли за нее серьезно поквитаться?
— Да нет, не тот случай. Мстят, знаете ли, когда кто-то теряет большие деньги, нарушаются условия контракта или происходит что-то в этом духе. А на болтовню можно только обижаться. Кстати, кроме трех изданий книг “Пугачевщины”, у меня уже вышла “То ли еще было, или Исповедь композитора-песенника”, сейчас пишу третью. Причем если в первых двух я немного жаловался, обижался на кого-то, то сейчас отношусь к неприятностям с юмором и считаю, что врагов надо ценить. Благодаря им, ты ощущаешь себя бойцом, которого бьют, а он крепчает.
— А ваши печатные труды приносят какой-то доход?
— А мне это и не нужно. Что-то немного продавалось, скажем, на книжной ярмарке, но деньги пошли в Союз писателей. Я зарабатываю совсем на другом. В частности, участвую в каких-то проектах и, главное, получаю авторские отчисления за исполнение моих песен, из России приходят достаточно солидные переводы.
— За исполнение в ресторанах?
— Не обязательно. На концертах, корпоративах, в караоке, ну и в ресторанах, само собой. Кто-то делает рингтоны на мои песни. В зимнюю пору безотказно работают “Завіруха” и “Потолок ледяной”. Последнюю, к слову, очень смешно перепел небезызвестный Шура, поищите в интернете. Тот же “Журавлик” из репертуара Пугачевой перекочевал к другим певицам. В Беларуси не забывают “Чужую милую”, “А я лягу-прылягу”,
“Малиновку” и т.д. А нынешний кумир молодежи Хабиб взял на вооружение “То ли еще будет”, и народу очень нравится…
— Ваш творческий путь, если не ошибаюсь, начинался с виртуозной игры на аккордеоне, благодаря которой вам даже удалось покорить сердце будущей супруги.
— Нет, но начиналось с него. Так получилось, что мы с Евлалией Ивановной оказались вместе на крестинах. Я сначала играл на аккордеоне, однако ей это не понравилось, она любила пианистов. Пришлось сесть за инструмент, и, по-моему, Бетховен растопил ее сердце.
— Сколько лет вашему браку?
— Более 60, мы поженились в 1962 году.
— И у вас, если не ошибаюсь, трое детей и пятеро внуков?
— Да. Внуки очень помогают мне в работе, все, что нужно, делают: клипы, сборки, флешки. Особенно Богдан, для него в компьютерной технике, мне кажется, вообще нет секретов.
Сейчас молодежь такая продвинутая, ты копаешься-копаешься, а они приходят — бац, и мгновенно решили проблему. Зато я сам уже научился навигатором пользоваться. Если мне нужно в какую-нибудь школу, гимназию попасть, открываю карту, ищу и иду. А раньше приходилось кого-то просить, и прохожий на улице, чтобы мне помочь, открывал свой телефон.
— Эдуард Семенович, когда-то вы сетовали, что на “Славянском базаре” нет вашей именной звезды. Появилась?
— Нет, и я не жалуюсь. Жизнь убеждает: скажи спасибо за все, что имеешь. Скажем, в новом городском саду в Бресте у меня есть личная скамеечка с табличкой. Меня спросили, какую надпись на ней сделать. “А я лягу-прылягу”, — говорю. Ответили, что не подходит, неприлично. “То ли еще будет” оказалось не комильфо в период коронавируса. А вот “Как дорог край березовый в малиновой заре” — в самый раз. Люди ходят, гуляют, любуются рекой Мухавец и мне потом рассказывают, что сидели на моей скамеечке.
Здесь, в Минске, рядом с консерваторией подрастает моя именная елочка, сам в свое время посадил. Про мои теорию волн, книги и хиты, которые до сих пор кто-то помнит и исполняет, мы уже говорили. У меня прекрасная семья. Чего еще желать? Здоровья? Чтобы оно не подводило, тоже есть рецепт, я вам о нем уже рассказал…
Владимир ПИСАРЕВ
Фото из архива Эдуарда ХАНКА
