Приемные подростки — это дети, которые, попав в замещающую семью, могут превратить ее жизнь в настоящий кошмар или, наоборот, наполнить ее смыслом. Особенно если речь идет о детях, пришедших в семью уже достаточно взрослыми, практически сложившимися личностями. Они получили множество психологических, а порой и физических травм, научились быть злыми и агрессивными, гибкими и настороженными. Но это всего лишь способы удержаться на плаву и отвоевать место под солнцем.
Именно такими они приходят в новые отношения. Они врут и воруют, протестуют и нарушают правила, проверяют границы дозволенного, пытаются манипулировать. А как еще они могут выжить? Таков их путь выживания. И эти негативные установки проникают во все сферы жизни ребенка. И от этого его истинное ощущение “Я” нарушается и теряет целостность, а где-то в глубине души каждый такой ребенок ощущает собственную никчемность, стыд и одиночество.
За 10-летний опыт работы в социально-педагогическом центре я встречала много травмированных детей, подростков, малышей. Но для индивидуальной работы старалась выделить особо сложных подростков, которые имели нелегкий жизненный опыт и нуждались в длительном периоде реабилитации.
Психологическая помощь заключалась в изменении их видения мира, в лучшем понимании “Я”, в самоутверждении, в умении делать выбор в пользу саморазвития, жизнеутверждения. При этом они получали новые модели поведения, новое отношение, примеры человеческой поддержки.
Встреча с одной девочкой-подростком заставила меня проанализировать весь свой опыт работы с детьми и вообще свою жизнь. Я поняла, что мне потребуются особый профессиональный подход, навыки и терпение.
Четырнадцатилетняя девочка-пацанка с бурлящей агрессивной энергией. Напористость и сила, громкий разговор, реакция смеха на замечания взрослых. Она с трудом сдерживалась от агрессивных действий, могла говорить нецензурными словами, демонстрировала такие формы разрушительного поведения, что иногда становилось страшно.
Но присмотревшись повнимательнее, можно было увидеть глубоко раненую душу, неуверенность, одиночество и огромный резервуар нерастраченной ласки, любви, нежности и заботы. Просто она не умела их проявлять, да и ее запас добра никому не был нужен.
Изначально работа велась в направлении возвращения в биологическую семью. Поэтому я старалась девочку не привязывать, а проводить работу по укреплению чувства собственного “Я”, формированию чувства самоподдержки.
Моя работа имела определенное теоретическое обоснование, но в большей степени направлялась интуицией, сердцем и внутренним чутьем. Мне хотелось понять, как можно спасти от саморазрушения ребенка, о котором никто не может сказать доброго слова, и повлиять каким-то образом на принятое ей когда-то в состоянии боли решение жить так, чтобы эту боль не чувствовать, выстроив вокруг себя защиты, где протекание процесса социализации невозможно. Даже если это решение патологичное, оно основа ее видения мира личности, фундамент.
В подростковом возрасте наступает кризис идентичности, когда включается рефлексия, самоанализ, где подросток копается, размышляет, и, если ему помочь, он может свою конструкцию, построенную на неправильном решении, пересобрать по-новому. Дети с достаточно сложными травмами могут годами барахтаться и не справляться, потому что у них неправильное решение. А в подростковом возрасте можно заглянуть в это решение и поменять его. Можно осознать, что ты был напуган, что тебя оставили, но, если ты не рискнешь кому-то довериться, останешься один. Но подросток должен принять это сам.
Ежедневно я старалась уделять время общению и проводила индивидуальные занятия. Всем существом показывая “Я тебя понимаю, не осуждаю, и ты здесь в безопасности”. То есть я приняла девочку такой, какая она есть.
Я выработала для себя правила: создание атмосферы доверия, открытости, безопасности; обязательное установление контакта на каждом занятии; совместное выполнение упражнений.
Если девочка проявляла инициативу к общению, я откладывала все важные дела и уделяла внимание только ей.
Взаимодействие проходило в атмосфере свободного фантазирования, игры. Изначально это вызывало некоторое смущение и напряжение. Она вообще не привыкла, что к ней проявляют интерес, а здесь надо ещё выполнять какие-то пустые задания (часто “подвисала”, ждала подвоха). Изначально шуток не понимала, злилась при этом, позже сама пробовала шутить.
В процессе общения я заметила, что девочка не любит себя хвалить и вообще избегает зеркал. Зато у нее хорошо развита самокритичность. Она с удовольствием занималась самообвинением и самобичеванием, винила себя во всех семейных проблемах и часто делала вывод о никчемности своего существования.
Я понимала, что противостоять негативным посланиям о себе, справляться с ними и даже изменить их, научить принимать, контролировать и любить себя, заботиться о себе — это не шести месяцев работа. Для этого нужно более длительное время: год, два и более.
Изначально мои одобрительные послания подвергались сомнению, вызывали гнев, так как не принимались подростком как ее собственные. Постепенно я научилась правильно хвалить, не вызывая неприятия. Отмечала то, что явно заметно, и то положительное, что она уже слышала в свой адрес со стороны. Например: “У тебя красивые волосы, и челка тебе идет косая”, “Мне нравится твоя рубашка. Тебе к лицу зеленый цвет”, “Ты хорошо подобрала цвета в рисунке”.
Поиски рычагов воздействия на девочку привели к использованию в работе метафорических ассоциативных карт (МАК), которые помогали отреагировать самые сложные чувства, выразить сильные переживания, не причиняя себе и окружающим вреда, способствовали осознанию и принятию различных сторон своей личности.
Работа с метафорическими картами пользовалась особой симпатией у девочки. Например, упражнение “Работа с отрицательными эмоциями”, упражнение “Работа с животным-помощником” с целью осознания сильных сторон личности для преодоления трудных жизненных ситуаций.
Когда процесс самоизлечения был запущен, девочка неосознанно сама для себя выбирала методы арт-терапии, которые помогали выравнивать ее эмоциональный фон, улучшали самочувствие, устраняли многие внутренние и внешние конфликты, помогали успокоиться. Заявленные техники и упражнения использовались так, как хотелось в тот момент.
Хорошо себя зарекомендовали:
- рисуночные техники арт-терапии (“Образ Я”, “Карта моей жизни”, “Мои чувства и эмоции”, “Жизнь как дорога”, “Автопортрет. Я сейчас, и я раньше”, “Спонтанное рисование”). Предоставлялось много свободы в выражении чувств, желаний. Рисование по настроению, использование цвета по желанию. Цель — помочь девочке пережить травмирующие события и ситуации, восстановить эмоциональное равновесие, сформировать психологические защиты и повзрослеть;
- песочная терапия (упражнения “Песочный круг”, “Мой гнев”, “Победитель злости”). Либо она просто подставляла ладонь и медленно сыпала песочек, вслух размышляя о жизни;
- вязание крючком. Помогало сосредоточиться и найти выход из затруднительной ситуации;
- сочинение историй. Давалось сложно, но с опорой на картинки или метафорические ассоциативные карты девочка с заданием справлялась;
- создание коробки прощения. Для человека, к которому испытываешь отрицательные эмоции, нужно сделать коробку прощения. Украсить по желанию, написать письмо и др. Делала для отца (девочка испытывала к нему сильные негативные чувства — гнев, обиду, ненависть). Эти техники помогали ей выразить всё, что она прятала и держала в глубине психики, и создали фундамент для дальнейшей коррекционной работы по осознанию собственной силы и собственной самости.
Коррекционная работа с девочкой длилась около трех лет (на протяжении шести месяцев проживания в приюте, затем в замещающей семье до совершеннолетия). Были и откаты назад, и обращение к психиатру, и агрессия, и нежелание жить (рассматривался вопрос о направлении ее инспекцией по делам несовершеннолетних в исправительное учреждение закрытого типа), но маленькими шагами мы двигались вперед. В ходе отслеживания динамики психокоррекционной работы наблюдался положительный результат изменений как внутренних, так и внешних.
Многое зависело от положения дел в биологической семье на момент оказания психологической помощи. Часто это было просто молчание и сопение под нос. Ситуации были разные, но что-то мне подсказывало, что у меня хватит сил, чтобы помочь этой одновременно нежной и сильной девочке.
Трудности, с которыми столкнулась в процессе взаимодействия с подростком: беспокойный сон, кошмарные сновидения; требование к себе повышенного внимания; вранье; стремление к манипуляциям; импульсивность, вспыльчивость, низкий контроль эмоций и поведения; ревность к другим воспитанникам и желание всё держать под контролем.
Я старалась спокойно и доступно разъяснить девочке все правила и требования, учила управлять поведением и эмоциями, направлять в нужное русло, контролировать себя в том случае, когда хочется вспылить и наговорить гадостей. Строго и бескомпромиссно говорила “нет” тем вещам, которые считаются недопустимыми. Но самое главное, я старалась снимать накопившееся эмоциональное напряжение, позволяя делать то, что делало ее счастливой в рамках принятых правил и требований в приюте.
Благополучие ребенка зависит не от условий, в которых он живет, а от отношений, в которых он находится. Даже самый сложный подросток с изломленной судьбой отзовется на искренность, доброту, заботу, ласку и душевное участие в его жизни, если взрослый честен сам с собой и признает, что готов решать совместно с ребенком его проблемы. При бережном, внимательном и терпеливом отношении они решатся, даже если понадобится помощь и участие специалистов.
Но если мы идем на компромисс с совестью или просто не готовы быть честным и открытым с собой и ребенком, то окажемся в тупике. Дело не в том, что мы делаем, а в том — для чего и с какими мыслями. Дети всё чувствуют и осознают. Коррекционная работа с девочкой продолжилась, когда мы стали жить семьей, но это уже следующая история.
Анна ЭЙСМУНТ,
педагог-психолог
УО “Радунский государственный
социально-педагогический центр
Вороновского района”
Фото с сайта pk.i-dpo.ru носит иллюстративный характер
