Его судьба – это история великих побед парня из белорусской глубинки, пролитых им литрах пота на тренировках, упертости и веры в себя, борьбы за медали и за жизнь. Подробности – в материале корреспондента “Настаўніцкай газеты”.
Очень сильных людей на свете, казалось бы, немало, олимпийских чемпионов среди штангистов тоже хватает. Но запредельные, поражающие воображение веса поднимают над головой немногие, и достижение, установленное на исходе 1988-го в австралийской Канберре белорусом Леонидом Тараненко и зафиксированное в Книге рекордов Гиннесса (266 кг в толчке!), оставалось непревзойденным 33 с лишним (!) года.
Легендарный атлет успешно штурмовал все самые престижные пьедесталы, выиграл летние Игры-1980 в Москве, в 1992-м взял «серебро» в Барселоне, причем в двух разных тяжелых весовых категориях, не раз побеждал на всесоюзных, мировых и континентальных первенствах, став напоследок чемпионом Европы в 40 лет. А попробовав тренерского хлебушка, поработал даже в Индии и помог своей подопечной Карнам Маллешвари завоевать первую «женскую» олимпийскую награду для ее огромной страны.
Гладиаторы на помосте
– Леонид, ваш уникальный рекорд в толчке, продержавшийся свыше 30 лет, вы установили, если не ошибаюсь, на турнире «Кубок супертяжеловесов»?
– Да, в декабре 1988 г. в Канберре. Этот коммерческий турнир по традиции проходил ежегодно с 1985-го в Австралии, организатором был большой энтузиаст «железной игры» итальянец Пол Кофа, такой энергичный «массовик-затейник». Вместе со мной в тот раз выходили на помост Александр Курлович, Юрий Захаревич, кто-то из болгарских штангистов и еще несколько именитых атлетов, выступавших в самых тяжелых весовых категориях.
Мы бились, как гладиаторы, хотя, откровенно говоря, львиную долю призовых забирал Всесоюзный спорткомитет, ведь нас фактически посылали туда по разнарядке зарабатывать валюту. За 1-е место давали 10000 долларов, за 2-е и 3-е поменьше, но тоже неплохие деньги. Мы, атлеты, имели право получить не более 500 инвалютных рублей, в то время это равнялось примерно 800 баксам.
– Эти соревнования пользовались популярностью?
– Тяжелая атлетика в то время вообще была очень популярным видом спорта, да и сейчас, думаю, таковым остается. Мы, помимо соревнований в спортзале, поднимали штангу на импровизированных помостах в ресторанах, в больших, заполненных публикой залах, где сидели за огромными столами джентльмены во фраках и дамы в вечерних платьях. В мое время, не знаю, как сейчас, в Германии существовала профессиональная тяжелоатлетическая лига, спортсмены там тоже ведь зарабатывали деньги, а не сражались за грамоты.
– Там, помнится, еще Курлович выступал за один из клубов.
– Совершенно верно. Тогда и в самой ФРГ были серьезные атлеты, тяжеловесы в том числе, достаточно вспомнить Ронни Веллера. Да, того самого, который на чемпионате мира, уверовав в то, что его уже никто не догонит и он стал победителем, снял штангетки и бросил в зал на сувениры. А россиянин Чемеркин вышел из-за кулис с кличем «Русские не сдаются!» и поднял рекордный вес, опередив немца…
– А с грузином Лашей Талахадзе, которому в декабре 2021-го удалось добавить 1 кг к вашему достижению, вы случайно не знакомы?
– Нет, видел только по телевизору. Он, конечно, настоящий богатырь и производит яркое впечатление. Мне с ростом 180 см и максимальным соревновательным весом 148 кг по этим параметрам до него далеко: у Талахадзе соответственно 2 м и вес за 170 кг. А ведь, согласно законам физики, сила – это масса, помноженная на скорость. Он, думаю, еще не исчерпал своих возможностей. А я, как ни парадоксально может звучать, очень порадовался, узнав, что мой рекорд наконец пал. И не только потому, что являюсь оптимистом и доброжелательно отношусь к коллегам по тяжелоатлетическому помосту.
– Почему же в таком случае?
– Мой рекорд, что называется, застоялся. Феноменальный прыжок в длину Боба Бимона на 8,90 м не могли превзойти 27 лет, но его никто не обвинял в употреблении допинга, потому что тогда, наверное, таких яростных и непримиримых борцов с запрещенными препаратами еще не было. Писали иные «знатоки», мол, попутный ветер ему помог, и только. А обо мне чего только не судачили: дескать, наелся каких-то таблеток и «поперло» у него. Ну не может человек без «химии» так прогрессировать!
Это расхожее мнение обывателей и нерадивых спортсменов, которые хотят получить все и сразу и, не прилагая сверхусилий, не проливая, как мы, литры пота на тренировках, добиваться серьезных результатов. Все спрашивают, что ты съел, и никто не интересуется, как тренируешься. Теперь рекорд перешел к Талахадзе, бремя ответственности с моих перешло на его плечи, и парировать подозрения, возможно, приходится ему (смеется).
Логвинович и Плюкфельдер
– И как вы, коль речь зашла, тренировались?
– Ежедневно, три раза в день, и пробовал четыре, еще и после ужина. Но тогда от перевозбуждения пропадает сон и через неделю организм просто умирает, истощается морально и физически. На сборах национальной команды Союза спортсмены, приходившие в зал на построение рано утром, к 8.15, еще зевали, а я уже вырывал 200 кг. Они крутили у виска указательным пальцем, но меня подстегивал азарт.
И это, конечно, была во многом заслуга моего наставника Логвиновича. специалиста грамотного, образованного и, главное, умного. Иван Петрович предложил свою схему тренировки, взяв за основу методику знаменитого штангиста, олимпийского чемпиона и выдающегося тренера Рудольфа Плюкфельдера.
– Они были знакомы?
– Да, более того, подружились, общались, встречались, обсуждали какие-то проблемы тяжелой атлетики. Кстати, Плюкфельдер еще жив, обосновался в Германии и в свои 94 года приседает со 100-килограммовой штангой 10 раз. Такой уникальный человек и долгожитель. Иван Петрович, будучи по основной профессии инженером-конструктором, кандидатом технических наук, методику Плюкфельдера, насколько возможно, усовершенствовал и приспособил ко мне.
Я тренировался утром полтора часа, два до обеда и два после. Разумеется, не только со штангой, есть ведь много разных упражнений, но в сумме получалось 50 тонн железа в день. И это не перевезти на тележках, а, как говорят, «железяку на пузяку», вверх-вниз. Питание, восстановление, сон – все, из чего складывается результат, было поставлено на научную, можно сказать, основу.
– Знакомство с железной игрой началось для вас в Малорите с бодибилдинга или, как его у нас тогда называли, атлетической гимнастики?
– Да. Мы со школьным другом Витей Лемачко, очень спортивным парнем, худым, но мускулистым, нашли и проштудировали книгу Краевского «Атлетизм», выучили, можно сказать, наизусть и начали заниматься с самодельными отягощениями. У меня, к примеру, были заменявшие штангу колеса от трактора. Я учился в восьмом классе и при росте 155 см весил 50 кг. То есть имел вполне крепкое сложение, однако и лишний жирок и мечтал подрасти и подкачать мускулатуру.
Тем временем у нас в городке в здании старой школы открыли ДЮСШ, построили манеж. Я в детстве позанимался легкой атлетикой, толкал ядро, метал диск, но, поскольку результаты не росли, переключился на вольную борьбу. А когда вернувшийся из армии штангист-перворазрядник и энтузиаст тяжелой атлетики Петр Сацюк отгородил там закуток, соорудил помост, раздобыл штангу, гантели, гири, другое оборудование и организовал секцию тяжелой атлетики, мы с Витей стали ходить туда качаться.
– Там вас и заприметил первый тренер?
– Именно так. Он обратил внимание на мои подходящие для железной игры данные: низкий сед, гибкость в плечевых и тазобедренных суставах и т.д. – и настоятельно посоветовал серьезно заняться тяжелой атлетикой. Я бросил борьбу и стал тренироваться у Сацюка, причем результаты довольно быстро пошли в гору.
– А как вы познакомились с Логвиновичем?
– На республиканском первенстве общества «Урожай» в Борисове, в феврале 1974-го. Я к тому времени, после попыток поступить в Черниговское авиационное училище и Брестский пединститут, работал фрезеровщиком на заводе, а на тех соревнованиях занял второе место в полутяжелом весе, подняв в толчке 147,5 кг и выполнив норматив кандидата в мастера спорта в рывке. Иван Петрович был арбитром, обратил на меня внимание и захотел познакомиться.
Мы побеседовали, нашли общий язык, и он предложил мне переезжать в Минск, мол, давно мечтал о таком талантливом ученике, из которого готов вырастить олимпийского чемпиона. И уже в феврале я перебрался в столицу и начал тренироваться в ЦНИИМЭСХ, где трудился Логвинович, в великолепном зале, переоборудованном им вместе с учениками-штангистами из бывшей котельной в полуподвальном помещении методом народной стройки.
Мед, сало и орехи
– Иван Петрович позвал вас в Минск с перспективой поступления в вуз?
– Да, он был настоящим фанатом штанги, сам поднимал в молодости неплохие веса, хотя официально не работал профессиональным тренером, до пенсии продолжая заниматься наукой на кафедре в научно-исследовательском институте. Петрович авторитетно убедил меня, что высшее образование даже спортсмену высокого класса необходимо. И поскольку сам в свое время окончил БИМСХ, предложил и мне поступать туда же, тем более тогдашний ректор института Сергей Селицкий благожелательно относился к спорту и его героям, и я послушался его совета.
– До сих пор как легенда вспоминается знатоками железной игры рацион, разработанный для вас вашим наставником, знаменитые «мед, сало и орехи». Многие меж тем убеждены, что без «химии» в большом спорте далеко не уедешь…
– Мое питание действительно очень тщательно контролировалось, чем, собственно, и занимался Иван Петрович. Мы выезжали на сбор национальной команды, нагружаясь, как вьючные лошади, с рюкзаками, набитыми тем же медом, орехами, черной икрой, салом, фасолью. Тяжеловесу для восстановления после изнурительных тренировок, роста силы и мышечной массы необходим белок, а протеинов тогда, в 1970-1980-х, у нас и близко не было.
На счету Леонида Тараненко олимпийские золото и серебро, две победы на чемпионатах мира и четыре на первенствах Европы, 19 высших мировых достижений.
Да, нашим «допингом» стали натуральные продукты, остальное делали организм и рациональные нагрузки. Когда Логвинович заявлял, что нашел в глубинке парня, который станет олимпийским чемпионом, не принимая запрещенных препаратов, над ним откровенно смеялись, крутя пальцем у виска. Но Петрович стоял на своем и оказался прав.
– Вы посрамили скептиков, в 1974-м став мастером спорта, быстро попали в юниорскую, а следом и во взрослую сборную СССР. И триумфально выиграли Олимпиаду-1980 в Москве в весе до 110 кг в 1980-м в Москве, опередив считавшегося фаворитом болгарина Валентина Христова из Болгарии на 17,5 кг…
– Да, причем Христов выиграл рывок и не сомневался в своей победе. Но когда я в толчке в первой попытке для страховки поднял сравнительно скромные 220 кг, а потом перескочил сразу на 235, Христов был ошарашен и этот вес не взял.
А у меня оставался еще подход, который удалось использовать для установления мировых рекордов в этом движении – 240 кг и в сумме двоеборья – 422,5 кг. Только тогда болгарин окончательно смирился и понял, что проиграл не случайно, а объективно оказался слабее.
– Но спустя три года вам не удалось выступить на очередном чемпионате планеты, а ваши злоключения в ЦИТО дали повод вашим недоброжелателям обвинить и вас в применении допинга.
– Эта версия позволяла врачам отвести обвинения в собственной халатности. А дело обстояло так. В 1983 г. у меня возникли проблемы со спиной, я обратился в ЦИТО, и мне сделали там новокаиновую блокаду. Однако в отделении спортивной медицины из-за откровенно антисанитарных условий занесли в организм стафилококковую инфекцию и, что самое ужасное, две недели не могли определить, что со мной, отчего так поднялась и держится температура.
Я готовился к очередному чемпионату мира в Москве, который реально мог выиграть, а вместо него пришлось бороться за свою жизнь. До полного сепсиса оставалось около суток, когда наконец медики сумели поставить диагноз и срочно сделали операцию, буквально исполосовав мое тело, разрезав 30 см на спине и всю заднюю поверхность бедра. И вот однажды после введения анаболического препарата ретаболила я неосторожно пошутил, дескать, «чувствую, как родимый идет у меня по жилам, буду жить!». Эту фразу врачи и использовали против меня, чтобы смыть пятно со своей репутации. Мол, из-за анаболиков мой иммунитет был ослаблен. А падкие до сенсаций журналисты потом их версию подхватили.
Барселона, Индия, Ставангер и охота
– У вас, как родившегося заново, после всего пережитого, существенной потери веса и формы, не возникло тогда мысли бросить большой спорт от греха подальше?
– Я всегда был упертым. Наоборот, после вынужденного бездействия меня с новой силой потянуло в тренировочный зал. Еще шов толщиной в палец на бедре не затянулся, а я, изрядно похудевший, уже поднимал железо. Все специалисты были в шоке. Они даже теоретически не допускали, что после такой операции можно вернуться в супертяжелую весовую категорию.
Тем не менее мой организм показал себя на удивление живучим. С момента заноса инфекции не прошло и года, как я уже победил на турнире «Дружба-84».
– Вы, по идее, в 1984-м могли повторить свой олимпийский успех в Лос-Анджелесе, но не попали туда. А победитель Игр в вашей категории поднял в двоеборье на 52,5 кг меньше суммы, набранной вами на альтернативной «Дружбе-84». Решение не посылать сборную Союза на Игры в Америку стало для вас ударом?
– От нас ничего не зависело, политики играли в свои игры. Когда объявили, что Советский Союз требует от американцев гарантии безопасности, хозяева Олимпиады предоставили их, как мы потом узнали, за 2 месяца до стартов, то есть вполне своевременно. Но наше руководство заявило, мол, такие запоздалые гарантии нам не нужны. Это перечеркнуло и поломало столько судеб! Ведь многим атлетам возможность попасть на Игры выпадает один раз в жизни, а для большинства она остается неосуществимой мечтой.
– Хорошим штангистом мог стать ваш брат Юрий, тоже, как и вы, обладавший впечатляющими физическими данными. Почему ему не помогла генетика?
– Дело в том, что КПД организма и то, как мышцы реагируют на нагрузку, зависит от многих факторов. Не только от количества подъемов и выполненной работы, а насколько ты пропустишь через мозг каждое движение, это все проанализируешь и переваришь. А брат был по физическим данным практически второй я, только он повыше ростом и весил бы больше.
Но Юра вечно торопился, то на свидание, то еще куда-то. Пришел на тренировку, выполнил план от корки до корки и через час не помнит, что делал, голова уже занята совсем другим. Я ему это сказал, но, видимо, поздно. И сын Логвиновича Виктор подавал большие надежды, и мой сын Артем, однако, закваски им, а главное, самоотречения для штурма больших высот не хватило.
– В Барселоне в 1992-м вы стали вице-чемпионом Олимпиады в возрасте 36 лет. Но как вы решились в 40 выступить на чемпионате Европы и выиграли его?
– С большим помостом я распрощался в 1993-м, после чемпионата мира. Год спустя уехал в Индию, работал там с женской сборной страны, где была пара очень интересных девочек, и по инерции продолжал тягать железо. Легко сбросил собственный вес со 150 до 114 кг.
А приехав в отпуск в Минск, зашел в Министерство спорта и узнал о проблемах, возникших у Саши Курловича в Германии. И замминистра стал меня обхаживать: дескать, негоже такому богатырю находиться в стороне, когда Беларусь может остаться на предстоящих Играх-1996 без супертяжа. А тут еще Иван Петрович со своим неуемным фанатизмом и талантом к убеждению. В общем, уговорили.
Бросил я Индию и начал готовиться к Атланте. Выступил «на Европе» в норвежском Ставангере и выиграл турнир в отсутствие сильных соперников. Было ощущение, что еще не все сказал. А организм-то уже изношен. Рассчитывал выступить на Играх в Америке, поехал туда, но из-за травмы не вышел на помост…
– Сегодня главное ваше увлечение – охота?
– Да, хобби. Все выходные провожу. Если человек не будет регулировать численность зверей в лесу, пойдут эпидемии, заражение. Поэтому надо на конкретных гектарах держать определенное количество животных, которых природа может прокормить.
Охотник не убивает, он добывает. Кстати, мой дед, по рассказу родных, жил на территории еще панской Польши, имел трехствольный «Зауэр» и охотился по ночам, стреляя по звуку. Так что увлечение, можно сказать, мне досталось по наследству. И, чего скрывать, приносит мне немало радости.
Владимир ПИСАРЕВ
Фото из архива Леонида Тараненко
