Максим Рассоха: в 2025 г. планируем осуществить городской проект «Мары дзяцінства» с участием нашего оркестра

- 14:18Персона

Его творческая биография чем-­то напоминает джазовую импровизацию или музыкальную мозаику. Прекрасный гобоист лауреат многочисленных конкурсов Максим Рассоха играет и учит других, создает коллективы и руководит ими, был деканом факультета в Академии музыки. Сейчас он художественный руководитель и главный дирижер Национального академического концертного оркестра имени М.Я.Финберга и при этом не оставляет преподавательскую деятельность. Подробности — в материале корреспондента “Настаўніцкай газеты”.

Служу школе

— Я преподаю гобой (ан­самбле­вое направление) в столичной музыкальной школе № 10 имени Евгения Глебова с 2009 года, — уточняет мой собеседник. — И не собираюсь с ней расставаться, пока ее возглавляет замечательный директор Тамара Артемовна Куницкая. Делаю аранжировки для разных составов, у нас несколько детских оркестров. Учителя, руководители коллективов просят, да и сам берусь помогать. Служу школе, как я это называю.

— А не скучновато с таким сырым, с точки зрения профессионального музыканта, контингентом работать?

— В свое время в течение полутора лет школа была моим основным местом работы. И в тот период у меня появилось там семь ансамблевых коллективов. Я для них делал аранжировки, мы с ними репетировали, выступали на школьных концертах. 

Когда у тебя есть потенциал, то, где бы ты ни трудился — в школе, оркестре, детском саду, оставаясь творческим человеком, всегда будешь созидать, создавать, найдешь, чем заняться.

Творец не может не творить, даже если он простой дворник. И если я сегодня руковожу оркестром, это не значит, что я просто сижу и раздаю указания. Должность — явление временное, а призвание дается на всю жизнь.

— Кто-то из ваших учеников уже успел состояться в профессии?

— Таких немало. Одна из моих учениц, к примеру, окончила по специальности “Гобой” Московскую консерваторию и сейчас работает в одном из оркестров в Белокаменной. А вот, скажем, Алексей Левин играл у меня в ансамбле в 10-й школе на фаготе, втянулся, ему понравилось. Он тоже отучился в Московской консерватории, попал в филармонический оркестр. На моих глазах эти люди состоялись благодаря музыке, которая их увлекла, получили импульс, чтобы развиваться дальше. Это самое главное.

— Но в целом серьезными артистами становятся немногие?

— Немногие, но музыка так или иначе воспитывает всех, делает богаче духовно и остается с большинством из них навсегда. Кстати, в музыкальной школе очень многие дети, как правило, поначалу стесняются, боятся выходить на сцену. Но стоит первый раз попробовать, подготовиться к концерту, а потом сыграть или спеть, как ребенок жаждет выступить еще раз, спрашивает, когда следующая репетиция или концерт, глаза у него горят…

Когда я учился, сцена Большого зала филармонии была для нас алтарем, к которому боязно было прикоснуться. Мы ходили на Спивакова, Мравинского и думали, что это все для нас недосягаемо. Сейчас любая музыкальная школа может организовать концерт, и дети 8—12 лет выходят на прославленную сцену, даже не подозревая, чем она была для нашего поколения. Им в этом плане гораздо проще, в стране делается все, чтобы дети развивались творчески.

— Знаю, что у вас есть проекты, адресованные подрастающему поколению. 

— Есть, разумеется.

В нынешнем году был успешно реализован детско-юношеский проект “Мы — музыкальное будущее страны”. Лучшие учащиеся музыкальных школ Минска, прошедшие отбор, выступали с нашим оркестром во всех регионах республики.

Мы же делали для них аранжировки и аккомпанировали. Получилось очень здорово, дети сдружились и уже к финальному концерту в Минске играли на своих инструментах и пели на три головы выше, чем тогда, когда только начинали.

А в наступающем году с нашим участием планируется осуществить проект городского формата “Мары дзяцiнства” опять-таки для учеников музыкальных школ.  Дети уже готовятся, активизируются и их наставники, директора учреждений. Ведь для школы престижно, когда ее название звучит на всю рес­публику!

Рукописи не горят

— Оркестр, во многом благодаря вашей инициативе, носит имя Михаила Финберга. Когда вы возглавили коллектив, насколько важным представлялось вам сохранить традиции, заложенные многоуважаемым предшественником?

Что касается традиций, то маэстро Финберг делал упор на национальную культуру, белорусскую эстрадную и джазовую музыку. Такой подход и мне очень близок, я много работал в архиве литературы и искусства, разыскивая неизданные рукописи белорусских композиторов. Записал большое количество киномузыки отечественных авторов, то есть в принципе занимался своего рода музыкальной археологией.

Мы до сих пор открываем для себя Эдди Рознера, создавшего в республике первый Государственный джаз-оркестр. Заложенные им традиции подхватили в свое время Борис Райский, Евгений Глебов и Михаил Финберг в том числе, и я считаю очень важным для себя продолжать их, развивать и преумножать. Но хотелось также обратить большее внимание на академическую музыку. Исполняем произведения белорусских композиторов, находим что-то для нас особо интересное.

— Например?

У нас была программа “Мелодии народов мира в творчестве белорусских композиторов XX века”. Мне удалось найти рукописи c испанскими, венгерскими, китайскими, норвежскими, еврейскими, цыганскими, молдавскими и прочими танцами. Не представляю, как люди, не посещая этих стран, писали в таком стиле! Или недавно делали юбилейный концерт Альфреда Шнитке. Я вижу, как мои оркестранты горят желанием играть академическую музыку, ради которой они учились, ведь это одна из ступенек роста оркестра.

А в общем, мы двигаемся дальше. В марте наступающего года будет новая программа, посвященная 340-летию
И.С.Баха, в Большом зале филармонии. Планов очень много. Это и белорусский джаз, который Михаил Яковлевич творчески развивал, и эстрадно-песенное направление, и классика, Чайковский, Моцарт и др. Наша вокальная группа, 2 женских голоса и 3 мужских, презентовала на фестивале в Несвижском замке акапельную программу. Пели и белорусский репертуар, и популярные современные хиты в хорошей акустике, и народ с большим удовольствием их слушал.

Мы сейчас готовим рождественскую джазовую программу и 5 января 2025-го в том же театральном зале ее презентуем. Думаю, такой перформанс будет новым и неожиданным.

Людей учил хоровому академическому пению еще великий дирижер Виктор Ровдо, а сейчас у них есть возможность петь то, ради чего они учились, чисто, стройно и с душой.

— Вы ищете и изучаете рукописи с произведениями белорусских композиторов. Могу предположить,
в основном безвестных или незаслуженно забытых?

— Очень хороший вопрос. В белорусской культуре и впрямь очень много имен,  оставшихся, если можно так выразиться, за кадром. К тому же их произведения не издавались, поскольку своего музыкального издательства в республике долго не имелось. Был, например, такой композитор Самуил Полонский, заслуженный артист БССР. Только год с небольшим назад вышел сборник его инструментальной музыки, собранный и отредактированный мной. “Ярмарка” Полонского, к слову, очень напоминает “Картинки с выставки” Модеста Мусоргского.

В числе забытых имен могу упомянуть также Юрия Бельзацкого, Евгения Гришмана, Алексея Туренкова и др. С неменьшим вниманием и пиететом отношусь и к творчеству наших классиков  Анатолия Богатырева, Евгения Глебова, Дмитрия Смольского, Николая Аладова.  Критерий отбора один — это всегда яркие и красивые мелодии.

Кулинарный вопрос

— В музыкальную школу мама и папа отвели вас, чтобы не допустить пагубного влияния улицы?

— Отчасти. Я вслед за мамой, тетей и дядей учился в общеобразовательной средней школе № 5 на Радиальной улице, буквально в паре шагов от музыкальной школы № 14. Это было очень удобно, к тому же музыкой занимались мои двоюродные братья. Меня отправили туда по их примеру и чтобы чем-то занять, пока родители на работе. Выбрали трубу, поскольку в то время были популярны духовые оркестры, и мама справедливо рассудила, дес­кать, мальчик в армии не пропадет. 

Но ни труба, ни тем паче баян, мой второй инструмент, меня не вдохновляли, занятия я пропускал часто, каждое из них поначалу казалось пыткой. Знаете, когда у человека что-то не получается, он не хочет, а надо, то идет туда просто как на гильо­тину. Но потом все выровнялось, судьба, видимо, всегда берет свое.

— Вы верите в судьбу?

— Мне кажется, наш путь прописан при рождении. И мы идем согласно этому сценарию, иногда делая шаг влево или вправо, но все равно возвращаясь на свою стезю. Когда у меня стало что-то получаться, а педагоги начали хвалить, появилось желание достичь большего, я принялся заниматься серьезнее. Хотя после окончания музыкальной школы пришлось делать выбор, куда поступать: в музыкальное училище или кулинарный техникум.  

— Необычный, прямо скажем, разброс интересов!

У кулинарии и музыки немало общего. Готовить я люблю с детства, причем не по рецепту, а импровизирую.

Выбирая блюдо в ресторане, мы предвкушаем, насколько оно будет вкусным. И я на своих концертах, говоря о произведении, которое будет звучать, рассказываю, в чем его изюминка. Это своего рода музыкальная кулинария. Люди, если им понравилась наша музыка, испытывают наслаждение, словно отведали лакомое пирожное. И там, и там нужно вкладывать в дело душу и эмоции, уметь приготовить и преподнести свой продукт публике и потребителю.

— Кто из педагогов, у которых вы учились, оставил след в вашей душе и биографии?

— В средней школе клас­сным руководителем у меня была Валентина Дмитриевна Веревкина, учившая еще моих маму, тетю и дядю. Человек с очень непростым характером, педагог старой, советской закалки, она преподавала русский язык и литературу и приобщала нас к творчеству. На родительских собраниях устраивались театральные представления, мы танцевали, пели, разыгрывали какие-то сценки.

И вот однажды в пушкинской “сказке о Попе и его работнике Балде” мне досталась роль первого. Но я всегда еще и играл на этих классных собраниях на трубе. И вот сижу я в самодельной рясе из черной ткани с крестом из фольги, жду начала сказки, и тут объявляют: “А сейчас Максим Рассоха нам сыграет…” И я, забыв переодеться, выхожу в церковном облачении и начинаю исполнять на трубе “Мы желаем счастья вам…”.

— Представляю эффект!

— Конечно, народ от души повеселился… А в музыкальной школе я не любил уроки сольфеджио, но с преподававшей его Софьей Усмановной Тамаргаевой мы до сих пор созваниваемся. Она очень многое сделала для меня, дополнительно со мной занимаясь перед моим поступлением в музыкальное училище имени Глинки. Евгений Михайлович Поддубоцкий, замечательный баритонист, вел у нас духовой оркестр, где я играл на трубе, а позднее в оркестре “Немига” был моим подчиненным… Каждый из моих прекрасных педагогов оставил в моей судьбе след. Успехами в нынешней своей профессии я во многом обязан замечательному дирижеру Борису Степановичу Чудакову, преподававшему в консерватории и согласившемуся взять меня в свой класс.

— Наверняка под Новый год готовите подарок своим зрителям?

— Да, даже несколько. 29 декабря мы дадим “Голубой огонек в филармонии”, новогоднюю эстрадную программу, своего рода музыкальную пародию на прежнюю, очень популярную советскую. А уже 4 января 2025-го нас снова ждут в Несвиже. Так что с наступающими праздниками всех читателей “Настаўніцкай”!

Владимир ПИСАРЕВ
Фото из архива Максима Рассохи